Hasta la vista, baby

Александр Джонсон — Ал, как его до сих пор зовут в семье, — родился 19 июня 1964 года в Нью-Йорке. «Борис» значится в его документах, но полностью имя нашего героя звучит так: Александр Борис де Пфеффель Джонсон.

Имя Борис появилось случайно: его родители Стэнли и Шарлотта приехали в Мехико на автобусе и там попали в дом знакомого русского эмигранта Бориса Литвина. Он пришёл в ужас, узнав, что назад в Нью-Йорк пара собиралась возвращаться тоже на автобусе, хотя Шарлотта была на сносях, и купил им билеты на самолет. Шарлотта из благодарности обещала назвать сына Борисом. Тем более что русское имя перекликалось с русско-еврейскими корнями Шарлотты. Ее мать Фрэнсис была дочерью палеографа Элиаса (Ильи) Эйвери Лоу, который родился в России в 1869 году, его семья эмигрировала в Америку в конце XX века. Еще более дальний ее предок был раввином в Литве.

«Настоящий плавильный котел», — как-то сказал про себя Борис. Действительно, в его жилах течет еврейская, английская, французская и турецкая кровь. На самом деле фамилией Бориса (или Александра) должна была быть Кемаль — по отцовской линии он происходит от турецкого журналиста и политика Али Кемаля. Кемаль выступал против Ататюрка и был убит во время войны за независимость Турции, но успел пожить в Англии, жениться на англичанке со швейцарскими корнями, которая и родила в Англии сына, ставшего дедом нашего героя. В раннем возрасте английские родственники мальчика, чтобы не осложнять его жизнь в Англии, поменяли фамилию Кемаль на Джонсон.

Отец Бориса, Стэнли Джонсон, был депутатом Европарламента, поэтому раннее детство Джонсона-младшего прошло в Брюсселе, там же была и его первая школа. Мать его страдала депрессией, а когда Алу (Борису) было всего 10 лет, провела около года в психиатрической клинике. Примерно тогда мальчика и его младшую сестру Рэйчел отдали в частную школу-пансион в Англии. С раннего детства им приходилось одним путешествовать между Брюсселем и Англией.

В школе Ала Джонсона дразнили, он был «чужак» из Брюсселя, да еще и турок по происхождению. Именно тогда он понял, что лучший способ снискать популярность — стать клоуном. Эта роль помогла парню и в знаменитом Итонском колледже, куда он с блеском сдал вступительные экзамены, получив грант. В Итоне застенчивый Ал становится эпатажным Борисом. Вместе с новым именем рождается новый образ — остряка, фигляра и шоумена. Педагоги отмечали его способности и феноменальную память, но одновременно сетовали на его лень и расхлябанность. «Борис ленив, он грубит проректору, опаздывает на уроки, необязательный…», — типичный отзыв преподавателей. В прессе всплыло письмо, которое итонский педагог отправил отцу Бориса: «Он искренне считает, что должен быть освобожден от взаимных обязательств, которыми связаны все остальные, и что это наглость с нашей стороны — не делать для него исключения». Как педагоги ни старались, ученого из Бориса они сделать так и не смогли. В «Книге планов на будущее», в которой выпускники Итона оставляли свои записи по окончании школы, Борис Джонсон нарисовал себя возлежащим на подушках и написал: «Я бы хотел оставить как можно больше отметок на своем фаллократичном фаллосе!»

В Оксфорде Борис академическими успехами похвастаться тоже не мог. Но вот искушениям поддался по полной программе. Он вступил в Буллингдонский клуб, эксклюзивный клуб, куда принимали исключительно студентов мужского пола: выпускников известных частных школ и отпрысков именитых семей. Клуб был известен своими роскошными обедами, банкетами и хулиганским поведением его членов. Например, они могли подбежать к прохожему на улице и стащить с него штаны. Часто члены клуба после ужина били стекла и громили ресторан или паб, в котором ужинали. Правда, расплачивались за убытки на месте и наличными. Членство в клубе стоило дорого.

В Оксфорде у Джонсона выявились и политические амбиции. Он метил в председатели Оксфордского союза, престижного дискуссионного общества, которое традиционно состояло из людей левых взглядов. Чтобы понравиться выборщикам, Борису пришлось временно из тори перекраситься в либерала. Со второй попытки он был избран. В Оксфорде он покорил первую красавицу Аллегру Мостин-Оуэн. Она и стала его первой женой. Первой, но отнюдь не последней. Второй женой стала школьная подруга Марина Уилер, третьей, нынешней — Кэрри Саймондс. Известно, что у Бориса сейчас семь детей.

Вскоре после окончания Оксфорда Джонсон получил работу, о которой мог только мечтать: его взяли на должность младшего репортёра в знаменитую лондонскую «Таймс». Первый прокол случился почти сразу: в первополосной статье он приписал нужную ему цитату человеку, который автором этих слов не являлся. Мало того что тот ничего подобного не говорил, в этой «цитате» были искажены исторические факты. Джонсона уволили. Но скоро взяли на работу в консервативную «Телеграф», и главный редактор отправил Бориса корреспондентом в Брюссель. К тому времени консерваторы во главе с Маргарет Тэтчер разочаровались в Европейском сообществе, за членство в котором Великобритания проголосовала в 1974 году. Молодой журналист Джонсон стал посылать яркие, полные ужасов и почти издевательские репортажи из сердца ЕС, подпитывая настроения евроскептиков. По воспоминаниям его коллег-журналистов, работавших в те годы в Брюсселе, им часто среди ночи звонили их редакторы из Лондона, спрашивая, почему они не обратили внимания на ту или иную сенсацию, появившуюся на первой полосе «Телеграф». Репортеры бросались по следам сенсации и ничего не находили. В заметках Борис сообщал, например, что Европейская комиссия предписала производить презервативы единого размера, или о том, что бананы должны быть определенного калибра. Всё это было остроумно написано, но не имело ничего общего с фактами. Главный редактор не отзывал своего репортера, потому что его статьи развлекали читателя и поднимали тиражи. Да и читателям нравилась антиевропейская направленность заметок Джонсона.

С 1999 по 2005 год Борис Джонсон был главным редактором старейшего еженедельника «Спектейтор». Одновременно с этим Борис Джонсон, вопреки данному владельцу журнала обещанию не заниматься политической деятельностью, стал депутатом парламента от партии тори. Какое-то время он даже занимал пост министра культуры в теневом кабинете, но долго это не продлилось — он был уволен за то, что скрыл от руководства партии роман с колумнисткой еженедельника. Шесть лет, что Джонсон возглавлял журнал, были окрашены слухами и скандалами, связанными с его внебрачными связями. Сам журнал в шутку даже стали называть «Секстейтор». Коллеги, впрочем, вспоминают тот период работы в журнале с удовольствием. Редакционные летучки, когда они случались, были веселыми и неформальными.

В 2007 году консервативная партия терпит сокрушительное поражение на выборах: лейбористы заручились большинством голосов в палате общин, премьером становится лидер лейбористов Гордон Браун. Лондон по традиции избирал мэром лейбориста, так что консерваторы ничего хорошего не ждали и от грядущих выборов мэра. Но Борис решил бросить вызов и предложил свою кандидатуру. К тому времени он, благодаря частым появлениям на телевидении, был хорошо узнаваем. На выборах 2008 года Борису Джонсону удается добиться почти невозможного: он одерживает победу и становится мэром. Свой успех Джонсон повторит и в 2012 году.

Годы мэрства Джонсона лондонцы вспоминают с благодарностью. Ему в заслугу ставят успешное проведение летних Олимпийских игр в 2012 году, введение системы велопроката, новые автобусные маршруты. Правда, критики тоже хватало: за разбазаривание бюджетных средств на грандиозные, но ненужные проекты вроде кабельной дороги через Темзу стоимостью в миллион фунтов стерлингов и за другой «маниловский» проект — Садовый мост через Темзу, на котором по замыслу должны были расти цветы и деревья. Проект стоил десятки миллионов фунтов, но в конце концов от него пришлось отказаться. Рассказывают, что в мэрии в те годы царили хаос и неразбериха, а всеми реальными делами занимались заместители мэра. Борис же развлекал и веселил публику, и, согласно опросам, больше половины лондонцев хотели, чтобы Джонсон оставался мэром еще на один срок. Но он решает на третий срок не баллотироваться: впереди у Бориса Джонсона другие, более амбициозные планы. Пост мэра Лондона оказался отличным трамплином для прыжка в большую политику.

В феврале 2016 года премьер-министр и лидер консервативной партии Дэвид Кэмерон объявил референдум о выходе Великобритании из Европейского союза. Сам он был против брексита, но считал необходимым выполнить принятое на съезде партии решение о проведении референдума. Часть консерваторов (евроскептики) была против дальнейшего пребывания Великобритании в ЕС. Дэвид Кэмерон рассчитывал на поддержку Бориса, поскольку тот раньше высказывался за ЕС и утверждал, что Великобритании выгодно оставаться в Европе. Однако Борис переметнулся к противникам ЕС и возглавил кампанию за выход, прибегая при этом к не совсем честным приемам и открытой дезинформации. Например, он арендовал красные лондонские автобусы, на которых аршинными буквами было написано, что Великобритания еженедельно платит ЕС 350 миллионов фунтов, в то время как могла бы тратить эти деньги на систему национального здравоохранения. Это было враньё чистой воды, но на многих производило впечатление.

На референдуме британцы проголосовали за Brexit, а Борис Джонсон мог похвастаться еще одной победой.

Но были в его политической карьере не только победы. По мнению многих, работу министра иностранных дел в правительстве Терезы Мэй он провалил, хотя ушел с этого поста не из-за того, что не справился, а в знак протеста против варианта соглашения о брексите, предложенного Мэй. Если раньше Джонсон полностью исключал перспективу когда-нибудь возглавить правительство, говоря: «Мои шансы стать премьер-министром примерно такие же, как обнаружить Элвиса на Марсе или мне переродиться в маслину», — то к 2016 году на волне успеха проведенной кампании по брекситу он почувствовал, что его час настал. 

Борис Джонсон боготворит Уинстона Черчилля. Он написал книгу о своем герое «Фактор Черчилля. Как один человек изменил историю», в которой он как будто писал о себе: «Черчилль был журналистом и политиком со многими человеческими слабостями. Его, было, списали, но впоследствии снова призвали, чтобы в минуты роковые он спас страну».

Борис Джонсон — воин. Его поле битвы — политика. К парламентским выборам Борис Джонсон пришел уже во главе правительства, выиграв битву за лидерство внутри фракции и став премьером после отставки Терезы Мэй. В 2019 году рожок вновь позвал его в бой, и в этом бою он одержал блестящую победу. Партия консерваторов разгромила оппозицию на парламентских выборах, отбив у лейбористов даже «насиженные», традиционно лейбористские вотчины и заручившись огромным большинством в парламенте. Борис Джонсон снова доказал свою способность побеждать, а консервативная партия убедилась, что не ошиблась, сделав ставку на него.

Были, правда, и те, кто сомневался в способности Джонсона «спасти» страну именно из-за его «человеческих слабостей». В числе сомневающихся — внук Уинстона Черчилля Николас Сомс, депутат от партии тори с 37-летним стажем. «Не думаю, что Бориса можно назвать дипломатом и государственным мужем. Он не любит палату общин, он помешан на брексите, нет, это не Уинстон Черчилль». Но еще жестче говорил о нем бывший начальник Джонсона в газете «Телеграф», известный историк Макс Хейстингс. Под заголовком «Я был боссом Бориса Джонсона» Хейстингс писал, что Джонсон «категорически не годится на пост премьер-министра». Эта статья появилась в газете «Гардиан» ровно за месяц до того, как Борис Джонсон стал премьером.

Тогда Хейстингс предупреждал о профнепригодности Джонсона, а самым точным оказалось вот это предсказание: «… почти наверняка, став премьер-министром, он продемонстрирует неуважение к правилам, к закону, к порядку и стабильности». Премьерство Бориса Джонсона сопровождалось скандалами и нарушением «взаимных обязательств, которыми связаны все остальные». Премьер-министр вместе с некоторыми членами его кабинета и аппарата был уличен в нарушении установленных им же самим правил локдауна и в «вольном обращении с фактами», во вранье, в том числе и с парламентской трибуны. Это в конце концов и привело к вотуму недоверия, к массовым отставкам в правительстве и к его собственной отставке.

Тем не менее, Джонсону есть чем похвастать: в Великобритании была развернута успешная, почти военная операция по вакцинации населения против коронавируса. Но главный успех Джонсона, то, чем он запомнится и войдет в историю, — это его роль в поддержке Украины. Он воспринял российское вторжение как личный вызов, как объявление войны против свободного мира, против всего, во что свободолюбивый Борис всегда твердо верил. С самого первого дня вторжения Борис Джонсон ввел жесткие санкции против России, сыграл ключевую роль в организации и координации поставок оружия Украине. Он стал личным другом Зеленского и желанным гостем в Киеве. Выступая перед Верховной радой, Джонсон назвал сопротивление российской агрессии «звездным часом» Украины. Это отсылка к речи, произнесенной Уинстоном Черчиллем перед палатой общин в годы Второй мировой войны. То же самое можно сказать и о Борисе Джонсоне. Его роль в помощи Украине и решительная позиция стали его «звездным часом».

«Hasta la vista, baby», — сказал Борис в своей прощальной речи в парламенте. Можно не сомневаться, что об этом парне мы еще услышим. И не раз.

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.