Skip to main content
Support

Гражданская активность, несмотря на новые ограничения: Беседа с Натальей Таубиной

Старший советник Института Кеннана Сергей Пархоменко провел серию интервью с российскими юристами, журналистами и другими экспертами о новых поправках в национальное законодательство об иностранных агентах. Данная серия интервью опубликована в сотрудничестве с Фондом Фридриха Науманна.

Наталья Таубина работает в области прав человека с 1992 года и с 2004 года возглавляет фонд «Общественный вердикт» (Москва). Фонд защищает права людей, подвергшихся незаконному или избыточному насилию со стороны работников правоохранительных органов.

Перевод данного интервью на английский язык доступен здесь.

СП: Что уже сделано и что может быть сделано для лучшего обучения профессиональных и журналистов и блогеров, а также всех граждан, участвующих в работе каких-то НКО или гражданских инициатив, которых может затронуть последнее ограничительное законодательство России, связанное с риском присвоения статуса «иностранного агента»? Можно и нужно ли вообще учить «социально активных» граждан и профессионалов каким-то способам защиты от присвоения статуса «иностранного агента» и их правам в случае, если статус уже присвоен? Что сделано или еще может быть сделано для лучшего обучения и оснащения юристов для решения этих новых задач?

НТ: Я сторонник позиции, что защитить себя от рисков присвоения статуса «иностранного агента» может только одно: перестать быть активным гражданином, перестать писать, перестать высказывать свою точку зрения на происходящее вокруг или позицию по поводу ситуации в России. Все эти новые ограничения сформулированы так, что «иностранным агентом» может стать практически любой активный человек. При этом у меня нет сомнений, что применять его [закон] будут произвольным образом, начнут с наиболее неудобных режиму, дальше пойдут, что называется, в люди. И цель одна – посеять страх, сократить поддержку гражданской активности в России, сделать ее непопулярной, опасной, если хотите.

И вот тут уже все зависит от нас самих, хотим ли мы уйти в тень, перестать быть активными, хотим ли мы, чтобы у нас отняли право и возможность делать добро другим, пытаться менять жизнь вокруг себя к лучшему, чтобы нас загнали в рамки – это можно, а это нельзя, потому что наверху это считают вредным.

Исходя из этого, я не думаю, что обучение – в точном смысле слова – тут может быть особо полезно и работать на защиту. А вот максимально широкое информирование о том, что такие поправки внесены, чем они грозят и т.д., очень нужно. И важно такое информирование продолжать, чтобы не забывалось. И для меня лично тут скорее не вопрос в том, чтобы люди знали и боялись, а в том, чтобы знали и были не согласны, чтобы создавать максимально неудобное положение для власти – неприятие и публичное отторжение обществом (а не только отдельными активистами, журналистами, блогерами, правозащитниками, экологами и т.д.) этих новых ограничений.

Что касается обучения юристов, мне кажется, сейчас важно создать условия юристам, которые уже в этой проблематике специализируются, для обсуждения разных стратегий и, возможно, выработки общих подходов в юридической помощи тем, кого будут признавать «иноагентами». Важно и расширять круг таких юристов, обучать техникам защиты. Поправки сформулированы так, что применение может быть весьма разнообразным, мы это уже проходили с законом о НКО-иноагентах, когда под политической деятельностью признавались однозначно гуманитарные проекты, а под иностранным финансированием, например, возмещение транспортных расходов за участие в международной конференции сотрудника организации. Начнут применять поправки на практике, для юристов будет полезно обмениваться опытом.

СП: Лев Пономарев решил закрыть свою правозащитную организацию. Дарья Апахончич подала в суд на Министерство юстиции за то, что ей присвоили статус «иностранного агента». Существует ли оптимальная стратегия, когда речь идет о законодательстве об иностранном агенте и других ограничениях основных свобод? Какие правовые требования целесообразнее пытаться отменить или оспорить в суде? Какие из них разумнее просто соблюдать на данный момент?

НТ: Для меня оптимальная стратегия – в максимально возможной степени сохранить тот формат работы и те подходы и принципы, которым следовала и раньше. Проиллюстрирую это на примере нашей организации – Фонда «Общественный вердикт». Нас включили принудительно в реестр «иностранных агентов» в числе первых десяти НКО, мы это оспаривали в судах на национальном уровне, проиграли, подали жалобы в ЕСПЧ, ждем решение. Но мы продолжили работать как российское юридическое лицо, продолжили получать иностранную поддержку на тех же принципах, как и раньше: проекты мы пишем сами, в них описываем деятельность, которую сами считаем важным делать, чтобы улучшать ситуацию с правами человека в стране, участвуем в тех конкурсах на поддержку, где условия участия прозрачны, отчитываемся за каждую потраченную копейку. Да, при этом мы сдаем отчетность (как показала практика, это самое легкое обременение от иноагентства), не скрываем свой статус, но также публично отчитываемся и о нашей работе, чтобы люди могли видеть, кто такие «иноагенты» на самом деле. И мне кажется, что уже пора в публичном пространстве работать на то, что «иностранный агент» – это не что-то позорное, а самый настоящий знак качества.

Сейчас речь о том, что иноагентом могут сделать уже отдельного человека, например меня. Ок, включат в реестр принудительно – оспаривать это включение в судах. Скорее всего будет проигрыш – идти в ЕСПЧ. Возможно, выпишут штраф, что не подалась в иноагенты сама, – оспаривать в судах. Но продолжать делать то, что делала и раньше.

Касательно того, что разумно соблюдать на данный момент: ну вот есть требование, чтобы сотрудники НКО-ИА упоминали о том, что они трудятся в организации-«иностранном агенте», в публикациях, а также упоминали это при обращении в госорганы. Нет такого упоминания – штраф 5000 рублей. Как мы знаем из практики, за неупоминание статуса самими НКО могут штрафовать за каждую публикацию без упоминания. Я считаю, что тут надо для себя определить обязательный минимум, где делать такое упоминание, а где нет, и не поощрять расширительное правоприменение этого ограничения. Например, если мой Инстаграм не имеет отношения к моим рабочим делам, то я не считаю тут необходимым упоминать; если я по поводу чего-то, связанного с моей квартирой, обращаюсь в госорган, то тоже не считаю нужным приписывать, что я сотрудник НКО-ИА, а вот в Фейсбуке я пишу в основном в связи с моей работой, там я поставила упоминание в профиле. Если я обращаюсь в госорган от лица организации, то тут упоминание придется ставить, а если я подписываю петицию на change.org, пусть даже по вопросу, связанному с работой «Вердикта», то без упоминания.

Правоприменение ограничений, касающихся физических лиц – ИА, еще не началось, пока даже Минюстом не разработаны формы отчетности, сложно сказать, какие тут требования исполнять, какие нет. Но точно самой записываться в «иностранные агенты» не считаю верным.

СП: Учитывая относительно небольшой сохранившийся сектор независимых медиа в России, видите ли вы возможность продолжать в этих условиях критическое освещение социальных проблем и неприятных для власти сюжетов (в том числе коррупции, неэффективности государственных органов, некомпетентности высоких должностных лиц), не подвергаясь при этом атакам со стороны государства? Существуют ли более рискованные и более безопасные стратегии для медиа в этом смысле?

НТ: Я считаю, что в текущей ситуации любое критическое освещение – это риск оказаться под атакой со стороны государства. При этом, полагаю, критика положения в социальной сфере менее рискованна, чем критика государственной политики применительно к публичным акциям или же критика правоохранительной политики.

СП: В ситуации, когда многие читатели и зрители заявляют, что «вообще избегают плохих новостей», а крупные государственные медиа имеют почти неограниченные возможности бороться за аудиторию при помощи развлекательного контента, каким образом «социальные» медиа могут все же постараться привлечь и расширить аудиторию при освещении таких «тяжелых» тем, как политические преследования, жестокость полиции, несправедливость судов, тюремной системы?

НТ: Я думаю, больше писать об историях простых людей, не только о громких, известных фигурах, больше писать об успехах. Да, у нас все плохо, судебная система не работает должным образом, правоохранительная система стоит не на страже интересов общества, а на страже интересов тех, кто сейчас у власти, инакомыслие подавляется, экологических проблем огромное количество и т.п., но в каждой из этих сложных сфер НКО, активисты, инициативные группы добиваются отдельных успехов. Вот об этом надо больше и чаще писать, вытаскивать эти истории, рассказывать их, рассказывать о героях этих историй успеха, об их пути. Это, во-первых, повышает оптимизм; во-вторых, веру в то, что чего-то можно добиться; в-третьих, приводит к тому, что расширяется круг готовых начать борьбу за справедливость, за достоинство, за благоприятную и здоровую среду.

Данная статья отражает мнение автора, которое может не совпадать со взглядами Института Кеннана.


Kennan Institute

The Kennan Institute is the premier US center for advanced research on Russia and Eurasia and the oldest and largest regional program at the Woodrow Wilson International Center for Scholars. The Kennan Institute is committed to improving American understanding of Russia, Ukraine, Central Asia, the Caucasus, and the surrounding region though research and exchange.  Read more