Вначале было слово, и слово было — бунт. Уставшие от новых потерь военные начали жаловаться на бездарность руководства, недостаточное снабжение и вообще недопустимую безалаберность в отражении угрозы от соседей. Они требовали отставки членов правительства, а вскоре, в отсутствие устраивающей их реакции, пошли на прямой мятеж: участники хотели донести свою позицию напрямую главе государства, стали собирать силы в провинциальных городах и на военных базах, где находились штабные чины.

Если вы думаете, что это описание зачина полномасштабного мятежа, недавно потрясшего одну очень гордую ядерную сверхдержаву, вы ошибаетесь. Это — события 2022 года в Буркина-Фасо, стране с одним из самых низких на планете индексом человеческого развития и одним из самых низких на планете ВВП. Стране, до 1984 года называвшейся знакомым каждому советскому человеку образом: Верхняя Вольта. Та самая, что без ракет.

Падение Олимпа

Почти обожествляемому некоторыми российскими чиновниками Петру Столыпину нередко приписывается фраза о том, что за десять лет в России меняется все, а за двести лет не меняется ничего. Историки не уверены в обоснованности такого приписывания, но в контексте случившегося выступления Евгения Пригожина потерявшая атрибуцию мысль выглядит по-прежнему симпатично: будь жив, к примеру, Василий Розанов, он бы наверняка сказал, что в результате военного мятежа стабильность в России слиняла в один день, самое большее — в два. Действительно, довольно сложно (хотя мы уже видим многочисленные попытки) разыгрывать на сломанной наемниками информационной скрипочке прежнюю мелодию «Россия — стабильная страна» в условиях, когда за неполные сутки колонны бронетехники рассекают территорию этой самой стабильной страны, как горячий нож пронзает заиндевевшее в морозильнике масло. Довольно сложно говорить о консенсусе, консолидации и сплочении, когда ростовчане почти празднично фотографируются с активно обличаемыми мятежниками, а те не встречают на своем пути почти никакого сопротивления, ну а если встречают, то хлопают авиатехнику с усердием, завидным даже для противника. И, конечно, довольно сложно говорить о стабильности, когда глава государства, напрягая уставшие от ботокса брыли, клокочет о мятеже, предательстве и неминуемом наказании, а потом эти самые предатели и мятежники спокойно уезжают в Беларусь, а пресс-секретарь главы государства говорит о том, что дело «будет прекращено».

Несмотря на то что примерно никто и примерно никогда так и не объяснил россиянам, в чем же заключается их совершенно магическая стабильность, последняя была главным идолом российской политики первых десятилетий XXI века. Стабильность ставилась в заслугу Путину, стабильность нужно было охранять, стабильность нужно было ценить и по возможности не раскачивать ее лодку какими-то там демократическими лозунгами. Возвращаясь к классикам, можно сказать, что стабильность стала новым Пушкиным — новым, так сказать, всем. Россияне вполне осознавали, что истории о стабильности — это своего рода старые песни о халве на некоторый более современный лад, но готовы были примириться с баснями ради одного ощущения, которое «стабильность» им действительно подарила, — ощущения того, что завтра, наверное, уже не будет хуже, чем вчера.

Легко заметить, что это ощущение похоронил ровно тот же человек, который отвечал за появление фетиша стабильности, — Владимир Путин. Если вдуматься, то после его возвращения на президентский пост в 2012 году стали куда чаще встречаться вещи скорее дестабилизирующие, нежели поддерживающие уверенность россиян в завтрашнем дне. Да, были Олимпиада в Сочи и чемпионат мира по футболу, — но возвращение Путина на привычную и дорогую для него должность начиналось с обвинений в фальсификации, продолжилось истерией по поводу «иностранных агентов», поисками нацистов под каждой кроватью и, конечно, глобальной изоляцией страны, разрывающей ключевые для России торговые и технологические цепочки. Сам «лидер» при этом сменил любимую мантру — теперь вместо «стабильности» он все чаще говорил о «защите ценностей», «исторической справедливости» и других вещах, призванных объяснить, почему россияне в обозримом будущем совершенно точно не станут жить лучше. «Я тебя породил, — мог бы сказать стабильности Владимир Путин, — я тебя и убью».

Секрет Полишинеля

Но как стало возможным настолько громкое, настолько ошеломительно позорное падение прежних кумиров — и иллюзорной «стабильности», и всевластного национального лидера, который не в состоянии уследить за собственным задним двором? Как стал возможным масштабный мятеж хорошо оснащенных наемников, прежде при полной поддержке Кремля рекрутировавших новые лица из российских же тюрем? При всей своей простоте, ответ не понравится многим — в том числе многим из числа критиков российского режима, приписывающих ему сложные комбинации («многоходовочки») и почти фантастическое могущество.

Дело в том, что российская власть в том виде, какой она приобрела за последнее десятилетие, больше вообще не разыгрывает никаких комбинаций — ни стратегических (которые она, вероятно, очень хотела бы разыгрывать), ни тактических (о доминировании которых опасливо предупреждают некоторые осторожные политологи). Она работает в весьма специфическом аврально-импровизационном режиме, когда любые вызовы случаются, в общем, непредсказуемо, а любая реакция требует общей мобилизации в кратчайшие сроки, потому что вне этого ключевые представители истеблишмента озабочены скорее собственным обогащением или поддержанием высокого статуса, нежели постановкой сколь-либо общих целей. До войны с Украиной отношение к таким целям вообще было сугубо утилитарным: пока обогащению и статусу способствует «план Путина», будет «план Путина»; пока эти цели решает «поворот на Восток» или «импортозамещение», из каждого утюга будут рассказывать и про то и про другое без малейших изменений в реальности. Сама страна при этом становится чем-то вроде разменной монеты или хозяйственного инструмента, который можно временно использовать по неожиданному назначению. Так, ресурсы российского государства в целом может взять «погонять» неожиданно сторонний человек — от Башара Асада до политического лузера из крымской мафии. Сегодня Эрдоган большой друг российского народа — а уже завтра нет. Сегодня Россия часть европейской цивилизации — а завтра сама цивилизация, оригинальная и самобытная. Чего только не бывает в природе Верхней Вольты с ракетами.

В таких условиях органы власти сначала залезают в новое болото — и только потом думают, как из него выбраться. Так было с Крымом, так было с Донбассом, так было с пенсионной реформой или изменением конституции. Как написал один из российских колумнистов, власть в стране — это трехглавый Змей Горыныч, каждая из голов которого страдает диссоциативным расстройством личности. Тут не построишь никаких планов — не до жиру, быть бы живу — и нет никакой вертикали, потому что любая «государева воля» может быть откровенно саботирована или проигнорирована весьма причудливым образом. Неудивительно, что в условиях такого раздрая по швам начинает расползаться абсолютно всё, и даже решения, неминуемо стратегические по последствиям (такие, как война), начинают скатываться в какой-то почти опереточный театр абсурда, где актеры не могут договориться между собой даже по поводу целей происходящего. Весь пафос, все «исторические речи» и «эпохальные вступления», все новостные сводки об очередном откровении американского ноунейма о неминуемом величии России — все это исполняется для того, чтобы чрезмерной эмоциональностью и бравурным словоблудием оттенить бессмысленность происходящего и отсутствие сколько-нибудь конкретного замысла. Так студент на экзамене начинает флудить, пытаясь белым шумом ответить на вопрос, которого он не знает.

Таким образом, пригожинский мятеж, который российские лоялисты уже успели окрестить «провалившимся» или «неудачным», обнажил сразу три слабости того карточного домика, в который превратился путинский режим. Во-первых, домик уже не гарантирует гражданам никакой стабильности; более того, он вообще не работает на будущее, потому что и в настоящем-то не очень хорошо разбирается. Во-вторых, по причине утраты с реальностью власть Акелы невелика даже в его собственной стае, и дело даже не в том, что он может промахнуться, — он и прыгать-то не может и не понимает, в каком направлении это надо делать. Ну и, в-третьих, всем нам пора излечиться от мифа о «многоходовках» Путина — «великой шахматной доски» больше нет, потому что на одной из ее сторон сидит группа товарищей, попросту не умеющих играть во что-то интеллектуальнее «жмурок».

Данная статья опубликована под псевдонимом.

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.