Конец харизмы

Есть модель лидерства, которая ужасно навредила миру, — харизматический трибун. Модель эта не нова: более века назад социологи и философы описали ее и нарекли «цезаризмом». Она очень удобна для иерархических структур: государственной бюрократии, бизнеса и, кстати, коллективного творчества. 

Ее цель — сконцентрировать власть в одних руках, создав иллюзию, что решения принимаются демократически, пока на самом деле происходит one-man или, гораздо реже, one-woman show. Диктатору нужно оправдать необходимость подчиняться его воле, и он камлает, общается с богами (в том числе богами истории), апеллирует к травмам уязвленной нации, обещает обиженным благоденствие и успех, неминуемый потому, что он — самый честный, работоспособный, храбрый и так далее.

Чтобы диктатора не сместил еще более хищный тиран, он наделяет некоторой властью своих заместителей и наместников, и те несут весть: ты можешь всего добиться! у нас меритократия! лидером становится самый волевой и крутой!.. Слова вроде «угнетение» и «[не]равноправие», «[не]равенство возможностей» употребляются в таких речах лишь декоративно, а иногда просто высмеиваются. И это самая грандиозная ловушка ХХ века, в которую до сих пор покорно идут многомиллионные толпы: им приходится встраиваться в систему, которая основана на скрытом или явном насилии человека над человеком.



«А че такого?! У нас тут бизнес/ министерство/ семья/ дивизия, а не богадельня! Если не будет порядка, погрязнем в хаосе». Вот с этого все начинается.

Для сохранения властных иерархий в ход идут разные манипуляции, из которых самая злободневная — это почтительное уважение к мнению старших. Злободневная — потому что сейчас буквально на наших глазах старики утаскивают мир в эпоху модерна с его непрекращающимися войнами. 

Стариков отныне и навсегда — на х...й. Жить и решать, как жить дальше, — молодым. Речь, разумеется, о ментальном старчестве, то есть об устаревших взглядах типа «Солнце вертится вокруг Земли».

Например: взгляд на инстинкт властвования как неотменимый и изначально присущий человеческой природе. Вообще-то, и социальные, и естественные науки десятилетия назад доказали, что такого инстинкта нет и человеческая психика чрезвычайно подвижна, а социальные установки не вмонтированы в нее намертво — они гибки, меняются и конструируются…

Как все эти судороги харизматизма касаются сегодняшней России? Проблема всепроникающего насилия — начиная от домашнего и коммуникативного, заканчивая военным — вообще никак не рефлексируется оппозицией. Я имею в виду ту оппозицию, которая потерпела поражение в 2010-х и теперь, печалясь в изгнании, жаждет реванша. Ее лидерами, которые как на подбор представляют собой харизматиков, движут ресентимент и желание властвовать. Они вроде бы хотят кого-то представлять и выражать чье-то мнение, но на самом деле слушают мало кого, кроме собственного эго.



Характерный случай: в августе на Конгрессе свободной России в Вильнюсе Каспаров, Чичваркин, Морозов и прочие мыслители разглагольствовали о судьбах России, кэнселинге русской культуры (простите, что приходится писать эти неловкие слова) и о том, как эмиграции надлежит устраиваться в Европе. Но ни один из них не остался на сессию, где представители проектов антивоенного сопротивления — и за рубежом, и в России — делились опытом практики антипропаганды, помощи беженцам и депортированным, фандрайзинга. Точно так же, кстати, мало кто из звезд фейсбука волонтерит в инициативах, помогающих украинцам. Статусно поболтать, залить депрессию лайками и утвердиться — это, конечно, ок, а моют тарелки в беженских кафе пусть феминистки.

Между тем именно активистские инициативы сейчас в фокусе внимания. Они не только эффективно работают в России сразу с несколькими аудиториями, но и реализуют модель безвластия и бережного взаимодействия друг с другом. Эти проекты используют чаты, боты и другие способы онлайн-коммуникации, чтобы координировать вывоз украинцев из России, собирать вещи, искать переводчиков для похода с беженцами в придирчивые бюрократические учреждения. Именно активисты в России, а не устроившаяся с помощью обнулившегося на родине, но еще валидного в Европе социального капитала буржуазная интеллигенция придумали, как эффективно вести контрпропаганду. Я имею в виду не только известные акции Феминистского антивоенного сопротивления с раздачей газеты «Женская правда» по почтовым ящикам и заменой ценников в супермаркетах на стикеры, но и более тривиальные граффити на всевозможных стенах и рассылку антивоенного контента родственникам, знакомым и соседям, организацию районных чатов в вотсапе, телеграме или сигнале.

Между прочим, по части популярности этих чатов россияне наследуют беларусам и бирманцам. В этих Беларуси и Мьянме у власти тоже находятся диктаторы под охраной привилегированной армии ментов, но и оппозиционно настроенных граждан прилично. И, например, в Мьянме независимые журналисты, вынужденные действовать нелегально, опираются на районные чаты. Если журналистам нужно встретиться с источником информации или прибыть на место важного события, а оно оцеплено, они спрашивают в чате у резидентов конкретного квартала: где патрули? Одни резиденты скидывают им геоточки, а другие выглядывают в окно и подтверждают сведения лайком или опровергают дизлайком. 

Так вот, именно в среде активистов растут новые лидеры российского сопротивления. Их инициативы подлинно горизонтальны, исключают создание звезд и построены на поддержке друг друга. Неслучайно среди нового активистского движа много организаторок — мужчинам с их [пост]советской гендерной социализацией трудно рефлексировать свой эгоцентризм и стремление к власти. Я не буду называть конкретные фамилии организаторок и идеологинь лишь потому, что они сами выступают против «озвездвления», а в редких интервью рассуждают о коллективном действии, а не о сценариях спасения России.

Да, в новом активизме тоже случаются конфликты из-за дележки символического капитала, то есть власти. Но, поскольку эти конфликты мгновенно переносятся в публичную сферу, активисты, как правило, разбираются, в чем проблема, и приходят к примирению или хотя бы компромиссу.

Тут важно не путать две вещи. Во-первых, бережная коммуникация, ненасильственное сопротивление, стремление создать друг для друга safe space — не значит «не защищаться, когда нападают». Российский антивоенный движ не заражен тотальным пацифизмом и, как правило, приветствует «Останови вагоны» и поджоги военкоматов.

А во-вторых, пора уже наконец перестать повторять эту пещерную мантру об инстинкте власти, и что «люди всегда были и будут такими», и что необходимы начальники и сильная рука, не то люди друга друга перебьют. Заочный спор Гоббса, который оправдывал необходимость государства, и Руссо, который, наоборот, комплиментарно рассуждал о человеческой природе, закончил двадцатый век. В зависимости от условий человек может быть очень жесток или, наоборот, конструктивен. Поэтому, если что и стоит обсуждать касательно будущего на антивоенных конгрессах, то это вопрос, как создавать и поддерживать эти условия…

Пока я писал этот текст в самолете, врачи, удачно оказавшиеся на рейсе, откачивали пожилую персону, которая спешила отойти в мир иной. Их было трое: эндокринолог, реаниматолог и медсестра из кардиоотделения (я любопытный и уточнил). Первой кресла, где лежала пассажирка и суетился ее муж, достигла эндокринолог и начала осмотр, запросила у бортпроводниц кислородный баллон и так далее. Вторым подоспел реаниматолог и не стал вмешиваться, лишь иногда спрашивая что-то у эндокринолога, по ее просьбе впрыскивал разные снадобья и в конце концов приступил к сердечно-легочной реанимации. Медсестра наверняка манипулировала ампулами и шприцами лучше, но она также хранила невмешательство и выполняла всю остальную работу. Трое уважали друг друга, никто не пытался командовать и подавлять мнения сореаниматоров своими уникальными компетенциями или опытом. 

После оживления пассажирки команда врачей распалась. Но эндокринолог осталась сидеть рядом с ней и переставшим дрожать мужем и еще два часа держала ее за руку и очень тепло делилась своими историями, на что дама отвечала своими, и этот спокойный обмен искренностью и взаимпониманием на высоте 11 тысяч метров над землей закончился полным отсутствием паники, руководящих голосов и иного надрыва у всех, включая пассажиров и их детей. 

Итак, люди могут взаимодействовать без руководства, на безвластных основах, если понимают, почему это очень важно, и если усвоили простой кодекс ненасильственного общения. Всякого же, кто начинает талдычить, что такое общение работает для маленьких групп, а ты попробуй заводом руководить, следует осаживать: системные интеграторы оцифровывают любое производство, и огромное количество структур в будущем обойдутся за счет технологий без персонала и уж точно без харизматиков. 

Оговорки здесь, опять же, две. Во-первых, разумеется, в некоторых ситуациях иерархии самозарождаются для решения общей проблемы, а в некоторые процессы они вшиты намертво. А во-вторых, безвластная конструкция не будет работать, если основы бережного, конструктивного, созидательного общения и его модерации не появятся в школьных программах с первого же класса. 

Если же вы толкуете харизму как сочетание куража, вдохновения, обаяния, убежденности и увлеченности, тогда спорить не о чем. Такая харизма адекватна двадцать первому веку и натурально двигает прогресс вперед — при условии, что не упирается в красные линии: насилие и угнетение. Оба этих социальных механизма работают довольно хитро, и для их демонтажа обществам требуются долгие годы. И, хотя глобальный процесс уже начался, для поддержания его преемственности и избежания «консервативного поворота» в некоторых странах придется мощнейше потрудиться. А в некоторых — начать с нуля.

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.