Skip to main content
Support
Blog post

Конец харизмы

Nikolay Kononov

Николай В. Кононов — об оппозиции нового типа и идее безвластия

Image of statue of Julius Caesar
Античная скульптура Гая Юлия Цезаря

Есть модель лидерства, которая ужасно навредила миру, — харизматический трибун. Модель эта не нова: более века назад социологи и философы описали ее и нарекли «цезаризмом». Она очень удобна для иерархических структур: государственной бюрократии, бизнеса и, кстати, коллективного творчества. 

Ее цель — сконцентрировать власть в одних руках, создав иллюзию, что решения принимаются демократически, пока на самом деле происходит one-man или, гораздо реже, one-woman show. Диктатору нужно оправдать необходимость подчиняться его воле, и он камлает, общается с богами (в том числе богами истории), апеллирует к травмам уязвленной нации, обещает обиженным благоденствие и успех, неминуемый потому, что он — самый честный, работоспособный, храбрый и так далее.

Чтобы диктатора не сместил еще более хищный тиран, он наделяет некоторой властью своих заместителей и наместников, и те несут весть: ты можешь всего добиться! у нас меритократия! лидером становится самый волевой и крутой!.. Слова вроде «угнетение» и «[не]равноправие», «[не]равенство возможностей» употребляются в таких речах лишь декоративно, а иногда просто высмеиваются. И это самая грандиозная ловушка ХХ века, в которую до сих пор покорно идут многомиллионные толпы: им приходится встраиваться в систему, которая основана на скрытом или явном насилии человека над человеком.



«А че такого?! У нас тут бизнес/ министерство/ семья/ дивизия, а не богадельня! Если не будет порядка, погрязнем в хаосе». Вот с этого все начинается.

Для сохранения властных иерархий в ход идут разные манипуляции, из которых самая злободневная — это почтительное уважение к мнению старших. Злободневная — потому что сейчас буквально на наших глазах старики утаскивают мир в эпоху модерна с его непрекращающимися войнами. 

Стариков отныне и навсегда — на х...й. Жить и решать, как жить дальше, — молодым. Речь, разумеется, о ментальном старчестве, то есть об устаревших взглядах типа «Солнце вертится вокруг Земли».

Например: взгляд на инстинкт властвования как неотменимый и изначально присущий человеческой природе. Вообще-то, и социальные, и естественные науки десятилетия назад доказали, что такого инстинкта нет и человеческая психика чрезвычайно подвижна, а социальные установки не вмонтированы в нее намертво — они гибки, меняются и конструируются…

Как все эти судороги харизматизма касаются сегодняшней России? Проблема всепроникающего насилия — начиная от домашнего и коммуникативного, заканчивая военным — вообще никак не рефлексируется оппозицией. Я имею в виду ту оппозицию, которая потерпела поражение в 2010-х и теперь, печалясь в изгнании, жаждет реванша. Ее лидерами, которые как на подбор представляют собой харизматиков, движут ресентимент и желание властвовать. Они вроде бы хотят кого-то представлять и выражать чье-то мнение, но на самом деле слушают мало кого, кроме собственного эго.



Характерный случай: в августе на Конгрессе свободной России в Вильнюсе Каспаров, Чичваркин, Морозов и прочие мыслители разглагольствовали о судьбах России, кэнселинге русской культуры (простите, что приходится писать эти неловкие слова) и о том, как эмиграции надлежит устраиваться в Европе. Но ни один из них не остался на сессию, где представители проектов антивоенного сопротивления — и за рубежом, и в России — делились опытом практики антипропаганды, помощи беженцам и депортированным, фандрайзинга. Точно так же, кстати, мало кто из звезд фейсбука волонтерит в инициативах, помогающих украинцам. Статусно поболтать, залить депрессию лайками и утвердиться — это, конечно, ок, а моют тарелки в беженских кафе пусть феминистки.

Между тем именно активистские инициативы сейчас в фокусе внимания. Они не только эффективно работают в России сразу с несколькими аудиториями, но и реализуют модель безвластия и бережного взаимодействия друг с другом. Эти проекты используют чаты, боты и другие способы онлайн-коммуникации, чтобы координировать вывоз украинцев из России, собирать вещи, искать переводчиков для похода с беженцами в придирчивые бюрократические учреждения. Именно активисты в России, а не устроившаяся с помощью обнулившегося на родине, но еще валидного в Европе социального капитала буржуазная интеллигенция придумали, как эффективно вести контрпропаганду. Я имею в виду не только известные акции Феминистского антивоенного сопротивления с раздачей газеты «Женская правда» по почтовым ящикам и заменой ценников в супермаркетах на стикеры, но и более тривиальные граффити на всевозможных стенах и рассылку антивоенного контента родственникам, знакомым и соседям, организацию районных чатов в вотсапе, телеграме или сигнале.

Между прочим, по части популярности этих чатов россияне наследуют беларусам и бирманцам. В этих Беларуси и Мьянме у власти тоже находятся диктаторы под охраной привилегированной армии ментов, но и оппозиционно настроенных граждан прилично. И, например, в Мьянме независимые журналисты, вынужденные действовать нелегально, опираются на районные чаты. Если журналистам нужно встретиться с источником информации или прибыть на место важного события, а оно оцеплено, они спрашивают в чате у резидентов конкретного квартала: где патрули? Одни резиденты скидывают им геоточки, а другие выглядывают в окно и подтверждают сведения лайком или опровергают дизлайком. 

Так вот, именно в среде активистов растут новые лидеры российского сопротивления. Их инициативы подлинно горизонтальны, исключают создание звезд и построены на поддержке друг друга. Неслучайно среди нового активистского движа много организаторок — мужчинам с их [пост]советской гендерной социализацией трудно рефлексировать свой эгоцентризм и стремление к власти. Я не буду называть конкретные фамилии организаторок и идеологинь лишь потому, что они сами выступают против «озвездвления», а в редких интервью рассуждают о коллективном действии, а не о сценариях спасения России.

Да, в новом активизме тоже случаются конфликты из-за дележки символического капитала, то есть власти. Но, поскольку эти конфликты мгновенно переносятся в публичную сферу, активисты, как правило, разбираются, в чем проблема, и приходят к примирению или хотя бы компромиссу.

Тут важно не путать две вещи. Во-первых, бережная коммуникация, ненасильственное сопротивление, стремление создать друг для друга safe space — не значит «не защищаться, когда нападают». Российский антивоенный движ не заражен тотальным пацифизмом и, как правило, приветствует «Останови вагоны» и поджоги военкоматов.

А во-вторых, пора уже наконец перестать повторять эту пещерную мантру об инстинкте власти, и что «люди всегда были и будут такими», и что необходимы начальники и сильная рука, не то люди друга друга перебьют. Заочный спор Гоббса, который оправдывал необходимость государства, и Руссо, который, наоборот, комплиментарно рассуждал о человеческой природе, закончил двадцатый век. В зависимости от условий человек может быть очень жесток или, наоборот, конструктивен. Поэтому, если что и стоит обсуждать касательно будущего на антивоенных конгрессах, то это вопрос, как создавать и поддерживать эти условия…

Пока я писал этот текст в самолете, врачи, удачно оказавшиеся на рейсе, откачивали пожилую персону, которая спешила отойти в мир иной. Их было трое: эндокринолог, реаниматолог и медсестра из кардиоотделения (я любопытный и уточнил). Первой кресла, где лежала пассажирка и суетился ее муж, достигла эндокринолог и начала осмотр, запросила у бортпроводниц кислородный баллон и так далее. Вторым подоспел реаниматолог и не стал вмешиваться, лишь иногда спрашивая что-то у эндокринолога, по ее просьбе впрыскивал разные снадобья и в конце концов приступил к сердечно-легочной реанимации. Медсестра наверняка манипулировала ампулами и шприцами лучше, но она также хранила невмешательство и выполняла всю остальную работу. Трое уважали друг друга, никто не пытался командовать и подавлять мнения сореаниматоров своими уникальными компетенциями или опытом. 

После оживления пассажирки команда врачей распалась. Но эндокринолог осталась сидеть рядом с ней и переставшим дрожать мужем и еще два часа держала ее за руку и очень тепло делилась своими историями, на что дама отвечала своими, и этот спокойный обмен искренностью и взаимпониманием на высоте 11 тысяч метров над землей закончился полным отсутствием паники, руководящих голосов и иного надрыва у всех, включая пассажиров и их детей. 

Итак, люди могут взаимодействовать без руководства, на безвластных основах, если понимают, почему это очень важно, и если усвоили простой кодекс ненасильственного общения. Всякого же, кто начинает талдычить, что такое общение работает для маленьких групп, а ты попробуй заводом руководить, следует осаживать: системные интеграторы оцифровывают любое производство, и огромное количество структур в будущем обойдутся за счет технологий без персонала и уж точно без харизматиков. 

Оговорки здесь, опять же, две. Во-первых, разумеется, в некоторых ситуациях иерархии самозарождаются для решения общей проблемы, а в некоторые процессы они вшиты намертво. А во-вторых, безвластная конструкция не будет работать, если основы бережного, конструктивного, созидательного общения и его модерации не появятся в школьных программах с первого же класса. 

Если же вы толкуете харизму как сочетание куража, вдохновения, обаяния, убежденности и увлеченности, тогда спорить не о чем. Такая харизма адекватна двадцать первому веку и натурально двигает прогресс вперед — при условии, что не упирается в красные линии: насилие и угнетение. Оба этих социальных механизма работают довольно хитро, и для их демонтажа обществам требуются долгие годы. И, хотя глобальный процесс уже начался, для поддержания его преемственности и избежания «консервативного поворота» в некоторых странах придется мощнейше потрудиться. А в некоторых — начать с нуля.

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.

About the Author

Nikolay Kononov

Nikolay V. Kononov

Writer, Journalist
Read More

Kennan Institute

The Kennan Institute is the premier US center for advanced research on Eurasia and the oldest and largest regional program at the Woodrow Wilson International Center for Scholars. The Kennan Institute is committed to improving American understanding of Russia, Ukraine, Central Asia, the South Caucasus, and the surrounding region though research and exchange.  Read more