Полка

В Советском Союзе существовал феномен «полочного кинематографа», надо сказать, довольно парадоксальный. Поскольку кино было делом исключительно государственным, все сценарии проходили через цензуру, которая контролировала и каждый шаг съемочной группы. Политическая цензура, кстати, в Советском Союзе, в отличие от современной России, была вполне официальной. И тем не менее определенное количество фильмов после окончания производства попадало «на полку». Разумеется, это было эксцессом, поэтому чиновники старались до такого не доводить. Гораздо чаще фильм «наказывали» тем, что давали ему четвертую категорию и ничтожный прокат, что лишало основной части заработка всю группу. Так было, например, с фильмами Тарковского и Муратовой. 

Почему же фильмы в советское время вообще попадали «на полку»? В разные времена и в каждом конкретном случае причины для запрета были разными. Были, например, «сталинская» и «брежневская» полки, которые сильно отличались друг от друга. Главным фактором, пожалуй, было время производства фильма. Кино снимается в среднем по два года, и то, что можно и даже нужно было вчера, к моменту выпуска превращается в нельзя. За прошедшие сто лет производственный цикл не сильно изменился. Фильмы и сериалы по-прежнему снимаются по два года, и сейчас на экраны выходит кино, снимавшееся до начала полномасштабной российско-украинской войны. Те, кто попал в этот тектонический разлом, то есть запустился до войны, а выпускает картину после, автоматически находятся в зоне риска. 

Казалось бы, советский опыт в условиях рыночной экономики и новых технологий неповторим. Отчасти это так: фильмы, которые запрещает Роскомнадзор или министерство культуры, отказывая им в прокатном удостоверении, можно спокойно скачать на торрентах или даже вполне легально посмотреть на YouTube. А эмигрировавшим режиссерам, актерам, продюсерам сегодня достаточно скинуть линк на портфолио, — в 1970-х им приходилось начинать жизнь с чистого листа в прямом смысле, поскольку вывезти бобины с пленкой было, разумеется, невозможно. Тем не менее практика современных запретов во многом базируется на опыте советской цензуры: это и контроль над исполнением госзаказа (исторические фильмы, например, давно в обязательном порядке «консультируют» люди в погонах), и неупоминание покинувших страну деятелей искусства, и, конечно же, новая «полка».

***

Мало кто помнит, что перестройка в СССР фактически началась с V съезда Союза кинематографистов. Именно тогда самые, казалось бы, лояльные власти художники подняли бунт и прокатили на выборах рекомендованного партией и правительством председателя Сергея Бондарчука. Союз возглавил прогрессивный Элем Климов, а один из результатов съезда — возникновение Конфликтной комиссии, председателем которой стал 36-летний кинокритик Андрей Плахов. Эта комиссия и начала снимать с полки запрещенные фильмы, выпуская их в прокат. Тогда-то и оказалось, что никаких по-настоящему «антисоветских» фильмов там не было и быть не могло: с советской властью у режиссеров чаще всего были, что называется, стилистические расхождения. «Проверка на дорогах» Алексея Германа, «История Аси Клячиной» Андрея Кончаловского, «Долгие проводы» Киры Муратовой, «Одинокий голос человека» Александра Сокурова — «полка», как это часто бывает с любыми запретами, ковала репутации и делала биографии «нашим рыжим». Цена, правда, была непомерно высокой. За Сокуровым, например, установили слежку, пленки с фильмом еле спасли (их тайно вывозил из Москвы тогда редактор «Ленфильма» Олег Ковалов), автору поступали недвусмысленные угрозы. Все это подробно описано в книге «Сокуров», вышедшей в издательстве «Сеанс» в 1994 году, когда Сокуров был уже не опальным художником, а всемирно известным кинорежиссером. 

«Время моей жизни опять остановилось», — написал в своем телеграм-канале Александр Сокуров 13 октября 2023 года. В этот день показ его фильма «Сказка» на фестивале «Каро Арт» был по неизвестным причинам (а на самом деле, конечно, по звонку) отменен. Первый зал «Октября», где предполагалась московская премьера «Сказки», был уже, как пишут коллеги, полностью распродан. А днем 14 октября Ксения Собчак опубликовала решение минкульта об отказе в выдаче прокатного удостоверения фильму «в соответствии с подпунктом «ж» пункта 18 Правил выдачи». 

Тут приятно помечтать, что подпункт «ж» — место, куда рано или поздно непременно отправятся нынешние чиновники, принимающие решение о запрете фильмов Сокурова вслед за теми, кто занимался этим в 1978-м. И тут же вспомнить прекрасную историю о том, как смотрящий за Сокуровым кэгэбэшник в перестройку настолько очистился, что даже принял участие в организации его ретроспективы. Ну а кто же еще так хорошо разбирался в творчестве мастера?

Но нет, спустимся на землю. Пресловутый подпункт «ж» гласит: «В иных определенных федеральными законами случаях». В переводе с чиновничьего на русский это значит «что хотим, то и воротим».

Можно вообразить, что в прекрасной России будущего появится своя «конфликтная комиссия», которую тоже возглавит какой-нибудь молодой кинокритик. Да хотя бы Тимур Алиев, автор материала «Полочное кино 2.0». Тогда-то и «Сказка» Александра Сокурова, и все перечисленные в этой статье фильмы: и «Капитан Волконогов бежал» Натальи Меркуловой и Алексея Чупова, и «Жена Чайковского» Кирилла Серебренникова, и даже «Ампир V» Виктора Гинзбурга, который виноват лишь в том, что в одной из ролей там снялся опальный Оксимирон, — появятся, наконец, на афишах российских кинотеатров. Если, конечно, к тому времени кинотеатры в России еще будут работать. Чему режиссер Вуди Аллен, кстати, уже сегодня искренне удивляется.

Если серьезно, то для того, чтобы выпустить в прокат эти и другие фильмы, никакой комиссии не нужно — достаточно отменить несколько бредовых законов и, главным образом, вето, наложенное на ряд фильмов телефонным правом. У «Капитана Волконогова…», тема которого — репрессии 1930-х, формально даже есть прокатное удостоверение, но любая попытка его показать в России заканчивается не показом, а показательным скандалом. 

Или вот совсем свежий пример: дебютному фильму «Каникулы» Анны Кузнецовой, только что получившему Гран-при на фестивале актуального кино «Маяк», прокатное удостоверение тоже не выдают. И, хотя приказа об этом еще нет, скорее всего, в нем будет тот же самый «пункт ж», потому что никакой логической причины для отказа в прокате тут нет. Но если «Сказка» Сокурова — это фильм, персонажи которого — Сталин, Гитлер, Муссолини и Черчилль, и тут хотя бы гипотетически можно вообразить «возмущенных зрителей», которым не понравится, как режиссер обращается с сакральными фигурами диктаторов (что, разумеется, никак не оправдывает запрета фильма в стране, где цензура официально запрещена), то «Каникулы» — кино о том, как школьный театральный кружок приезжает на детский театральный фестиваль. Никакой крамолы не найдешь и под лупой, просто фильм снят про учителей, которые живут не по методичке. Видимо, это и бесит проверяющих больше всего: они-то себе такого позволить уже не могут. Не разрешено показывать в кинотеатрах, кроме фестивальных показов, и фильм Наталии Мещаниновой «Один маленький ночной секрет», посвященный домашнему насилию. И здесь уже просто хочется обнять наших чиновников, которые так переживают за психологическое состояние российских зрителей, в жизни с домашним насилием, конечно же, никогда не сталкивающихся.

Вообще, в истории «новой полки» поражает то, насколько тематически она повторяет советскую. Например, в СССР была так называемая национальная полка — фильмы, снятые в национальных республиках, в которых цензоры видели опасные ростки национального самосознания (по этой причине, например, закрыли украинскую «Пропавшую грамоту» Бориса Ивченко по произведениям Николая Гоголя и были запрещенные казахские и литовские фильмы). 

В современной России уже появилась «якутская полка». Три года лежит на ней блестящий фильм «Нуучча» Владимира Мункуева, экранизация Вацлава Серошевского, поднимающая болезненный вопрос российского колониализма (не сейчас, как можно было бы подумать, а в XIX веке!). Мункуев, кстати, получил приз за лучшую режиссуру на последнем «Кинотавре» (на том же «Кинотавре» успел пробежаться и «Капитан Волконогов»), и у этого фильма тоже, между прочим, есть прокатное удостоверение. А осенью 2023 года Роскомнадзор внезапно усмотрел «деструктивную информацию, противоречащую принципам единства народов России», в фильме «Айта» Степана Бурнашева, после чего минкультуры отозвало у него прокатку. Правда, к этому времени «Айта» успела стать самым кассовым якутским фильмом в российском прокате, собрав 26 млн рублей (что при бюджете в 4,5 млн действительно впечатляющий результат). Стоит ли говорить, что никакой деструктивной информации в фильме Бурнашева на самом деле нет, если смотреть его головой, а не «пунктом ж». 

Еще была в советском кино так называемая ведомственная полка: это когда какой-нибудь чиновник совсем не по линии Госкино, посмотрев фильм на закрытом показе, обрушивался на него всей своей чиновничьей мощью. Например, министр сельского хозяйства был недоволен тем, как показаны в фильме колхозники, или минобороны высказывало особое мнение о том, как выглядит на экране армия. Что-то похожее случилось в далеком 2018 году с сериалом «Эпидемия» — во всяком случае, в единственном исследовании телефонного права в российской киноиндустрии Олеся Герасименко пишет, что продюсерам в ночи звонил какой-то «пьяный генерал» и кричал: «Вы там что, совсем о**ели?» По слухам, от проклятий генерала «Эпидемию» пришлось спасать чуть ли не Мединскому, а авторов вынудили пояснять с помощью закадрового текста, что мирных жителей в сериале расстреливали не военные, а переодетые террористы. 

После 24 февраля 2022 года такие ведомственные звонки продюсерам и владельцам платформ стали новой нормой, а «красные линии», которые и до войны нужно было угадывать, превратились в растекающееся красное пятно. Киноведы в погонах, заблаговременно создавшие сетку анонимных телеграм-каналов, получили карт-бланш на травлю оппозиционных художников. 

Хотя оппозиционных кинематографистов в современной России можно вообще-то пересчитать по пальцам одной руки — речь в основном о тех, кто просто недостаточно лоялен или не всем доволен. И где-то в администрации президента, как кощеево яйцо, хранится «черный список» деятелей культуры, которым запрещено работать в России. Говорят, сейчас в нем 1200 фамилий — на минуточку, почти что тот самый первый зал «Октября». Все это уже напоминает не столько советскую практику, сколько охоту на ведьм времен маккартизма, когда за подозрение в симпатии к коммунистам работы лишились свыше 1500 голливудских кинематографистов. Чтобы понять, о чем речь, можно, например, пересмотреть байопик Далтона Трамбо про сценариста, который получил два своих «Оскара», работая под псевдонимом. Сценаристам как тогда, так и сейчас, кстати, все-таки легче, — а вот некоторые актеры, оставшись без работы, спивались и даже вешались.

Из-за отсутствия настоящих оппозиционеров «черный список» АП пополняется довольно-таки произвольно, чиновникам приходится подшивать к делам записи полуторагодовалой давности и шерстить старые интервью. Кого-то, например, как Ивана Урганта, до сих пор банят за февральский «черный квадрат» в инстаграме. У него этой зимой «отменили» новогоднюю сказку «Происшествие в стране Мульти-пульти» (она несколько часов пролежала на платформе Kion, а сейчас доступна в Сети). «Мульти-пульти» — это экранизация одноименной советской пластинки 1982 года, и здесь ненависть системы к Урганту оказалась сильнее, чем государственная любовь к позднему СССР. Видимо, Урганта «отменили» за то, что он и сам недавно был частью системы. По схожим причинам в свое время запретили, кстати, один из главных советских «полочных» шедевров — «Комиссара» Александра Аскольдова (сравнение может показаться кому-то кощунственным, и тем не менее). До того как окончить Высшие режиссерские курсы, Аскольдов работал референтом министра культуры Фурцевой, и «своего» били, конечно, сильнее, чем «чужих».

С «Мульти-пульти», кстати, напрашивается еще одна любопытная рифма. Детское кино в СССР почти не запрещали, но вот дебютный фильм Элема Климова «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен!» чуть было не закрыли как «похабную антисоветчину». Картину спас Сергей Герасимов, которому удалось переправить пленки на дачу к Никите Хрущеву. Генсек нашел работу Климова смешной, а цензоры были посрамлены. 

Но кто сегодня покажет лучшему другу физкультурников и кинематографистов «Происшествие в стране Мульти-пульти»? Или сатирический сериал «Горемыки», снятый с эфира за безобидную пародию на новогоднюю речь президента? С «Кукол», кстати, это все в свое время и началось, так что, возможно, кукольным «Горемыкам» по старой памяти досталось еще и за «Крошку Цахеса».

И в этом, пожалуй, главное отличие советской системы от нынешней. Не в том, что центра принятия решений не существует. И не в том, что правила отсутствуют. Политическую цензуру, как мне кажется, не вводят на официальном уровне не из-за Конституции, в которой она запрещена (Конституция, как показывает практика, легко переписывается), а потому, что отсутствие правил — лучший способ запустить механизм самоцензуры. И чем более абсурден очередной запрет, тем лучше этот механизм самоцензуры начинает работать. Нехитрый расчет на то, что дезориентированные и перепуганные деятели культуры сами себе на всякий случай все запретят. И они, надо сказать, боятся и запрещают.

Так вот, главное отличие нынешней системы от советской в том, что сегодня не существует никакого канала связи между властью и обществом. Власть откровенно презирает деятелей культуры оптом, в лучшем случае разрешая кому-то кормиться с барского стола. Отсутствие идеологии и всепроникающий цинизм, который ее заменяет, проецируются властью и на собственный народ, и на свои культурные элиты. Художник в этой системе ценностей так же мал и мерзок, как и чиновник, который на него смотрит, выписывая очередную бумажку.

И в этом во всем есть одна по-настоящему хорошая новость. Империя, которая так откровенно презирает собственное искусство, долго не проживет. 

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона