Skip to main content
Support
Blog post

«Псковская губерния» в огне

Roman Super

Роман Супер встретился с Денисом Камалягиным в Риге, куда главный редактор «Псковской губернии» сумел вывезти редакцию прославившейся газеты.

Denis Kamalyagin Holding sign
Pskovskaya Gubernia editor in chief Denis Kamalyagin holds a protest sign. Kamalyagin was one of the first in Russia to receive the "foreign agent" label.

История главного редактора газеты «Псковская губерния» Дениса Камалягина напоминает остросюжетный блокбастер. Все необходимые сюжетные повороты на местах. Юный романтик из провинциального городка очень хочет добиться успеха в большом гуманитарном деле, добивается его, обращая на себя внимание большой аудитории, а ещё всего безграничного репрессивного аппарата: сначала в родном городе, потом и во всей стране. Главному герою предлагают сделку, от которой он отказывается и продолжает быть верным своим журналистским принципам. Далее случаются обвинения, угрозы, шантаж, преследования, взломы, запугивания, обыски, бесконечные суды силовые структуры общаются с героем на привычном для них языке восемь лет. А ближе к финалу ставят вопрос ребром: либо ты уезжаешь, либо садишься в тюрьму.

Роман Супер встретился с Денисом Камалягиным в Риге, куда главный редактор «Псковской губернии» сумел вывезти редакцию прославившейся газеты.          

Когда я читаю в СМИ о том, что ты первый иноагент в России, это преувеличение или всё так?

Фактически всё так. Первые люди – иностранные агенты России появились 28 декабря 2020 года. В список внесли пять человек: это был я, мой коллега из Пскова, один журналист из Карелии Сергей Маркелов, правозащитник Лев Пономарев и акционистка-художница Дарья Апахончич из Петербурга. 

Сколько времени прошло от принятия закона до первого списка, ты считал?

Да, я смотрел. 8 ноября внесли поправки, а 28 декабря нас уже внесли в списки. Очень быстро.

Ты видел документы: за что конкретно в этот список тебя внесли? Каковы формальные причины?

Формальная причина, конечно, есть. О ней я узнал в суде, когда пошел обжаловать решение. Меня признали иноагентом за колонку на сайте «Север.Реалии».

Это подразделение «Радио Свобода»?

Да. Я написал колонку об общественных слушаниях по поводу строительства химзавода под Псковом. В семи километрах от Пскова в промышленной зоне предприятие «Титан-Полимер» холдинга «Титан» строит большой завод с помощью одного известного омского инвестора. Я написал об этом текст. Получил гонорар 50 евро.

Тогда еще гонорары приходили на российские карточки.

Да, я получил 4099 рублей и 17 копеек. ГУВД Москвы инициировало проверку, прокуратура Москвы ее проводила, доложила в Росфинмониторинг.

И дальше это уходит в Минюст как доказательство того, что есть база, согласно которой тебя можно в соответствии с новым законом включить в реестр иноагентов.

Именно так. И плюс я веду соцсети, они прикладывали мои распечатки в Фейсбуке, мои колонки в «Губернии» и на «Радио Свобода». Еще есть такая псковская «Лента новостей», я тоже когда-то там писал. Вот всё это они приложили. И этого было достаточно.

Всё это ты узнал, когда пошел оспаривать в суд. Расскажи, как это было.

Это был абсолютно дебильный процесс.

Это было в Пскове?

Да. Я мог это сделать в Москве, но мы решили провести процедуру по месту жительства, чтобы не мотаться. Первая инстанция просто проигнорировала все наши заявления: «Иноагент? До свидания». Всё прошло в одно заседание. Потом — апелляция в Псковском областном суде, где хотя бы начали разбираться. Я заявил: «Нет никаких доказательств, что я эти деньги получал». В документах не было ни даты перевода, ни номера транзакции, просто «Камалягин получил около четырех тысяч рублей». Я говорю: «Около четырех тысяч рублей — это как: пять, семь, две тысячи?» Что это за документ, где пишут «около четырех тысяч рублей»? Какого числа я получил? Первый суд сказал, что верит Росфинмониторингу, нет оснований полагать, что они сообщают неправду. А областной суд сказал: «Нехорошо получается». И направил в Росфинмониторинг запрос: пришлите нам что-нибудь. Прошел месяц, ответа нет. Я говорю: «Ребята, снимайте статус, нет никаких доказательств». Они отправили письмо второй раз, спустя ещё месяц Росфинмониторинг прислал ответ: «Эти данные составляют банковскую тайну, их мы сообщить не можем, вы можете отдельно запросить информацию у банка». У Тинькова.

Так, и что «Тинькофф»?

«Тинькофф» слил все мои данные. 

Когда в России закон об иностранных агентах обсуждался, а потом принимался, поправлялся, ты понимал, что он коснется тебя лично?

Нет, честно говоря, вообще не думал, что это меня коснется, во всяком случае в первую очередь. Даже не думал, что во вторую.

Потому что ты не в Москве, потому что не в крупном медиа?

Потому что я получил 50 евро.

А не 50 тысяч.

Да. Я видел судебные иски, я знаю, что мои коллеги получали суммы на порядок, на два порядка больше. 

Ты имеешь в виду четверых других?

Тех, которых потом включали. Я не думал, что меня это коснется, потому что у нас не было взаимодействия с иностранными структурами, а «Север.Реалии» я не отождествлял с иностранными структурами.

Не думал ты об этом, но вот тебя это коснулось. Расскажи буквально на пальцах, к чему этот статус стал тебя обязывать. Нужно было куда-то ходить и отмечаться? Нужно что-то дополнительно декларировать? 

Отныне я должен был каждые три месяца представлять в Минюст отчеты обо всех хождениях денег. Так как никто толком не знал, как это работает, мы сидели и разбирались. 15 апреля я должен отправлять отчет за первый квартал, 15 июля за второй квартал, потом сделать полугодовой отчет, который я должен публиковать где-то в соцсетях или на сайте издания.

Публично рассказать про свои деньги? Не только Минюсту?

Да. Раз в полгода должен публиковаться отчет в открытом доступе. Иноагент должен рассказать, сколько он заработал и сколько потратил. 

Ты выполнял эти предписания?

Да. Я во «Вконтакте» это публиковал, где у меня 20 друзей. 

Насколько детализирован должен быть отчет? Ты буквально делаешь выписки о том, что купил в магазинах?

Мы спрашивали об этом Минюст, Минюст нам не отвечал ничего, потому что практики еще не было. Моя коллега Люда Савицкая, очень эмоциональная девушка, в отчет за первые три дня приложила все чеки, рассказала, где она купила туалетную бумагу. Мол, вот, Минюст, читай про мои прокладки. А я просто открывал личный кабинет в онлайн-банке, брал суммы по категориям «Продукты», «Транспорт», «Одежда и обувь», суммировал и вписывал их в отчет. Так же и доходы. Потом я перешел на наличные, которые невозможно отследить. Мы обсуждали это с юристом Галиной Араповой, которая тоже иностранный агент, самая известная медиа-юрист. Она мне говорит: «Ты будь аккуратнее, потому что в Москве уже есть распознавание лиц. Если ты в магазинах постоянно кэшем рассчитываешься, появится административка за несоблюдение правил». Но это был период пандемии, все ходили в масках.

Отчеты эти, унизительные посты в соцсетях о том, сколько ты заработал и потратил,  это неприятно. Но в целом тебя это ни к чему другому не обязывает. Ты можешь дальше сотрудничать с «Север.Реалии», дальше получать четыре тысячи рублей за материалы, теперь тебе уже нечего бояться? 

Более того, теперь я могу помогать другим людям: принимать чужие деньги из-за границы, если кто-то не хочет попадать в радары Минюста.

Есть ещё какие-то ограничения, кроме отчетов? 

Самое сложное было юридическое лицо сделать.

Зачем?

Иностранные агенты обязаны зарегистрировать юридическое лицо на территории России. Именно не ИП, а ООО или АНО. Я подал в Пскове документы, чтобы зарегистрировать юрлицо. 

Как назвал?

 ООО «Как бы иноагент».

А зачем Минюсту ООО?

Чтобы штрафовать тебя не как физическое лицо, а как юридическое. Это не 10 тысяч рублей, а сразу 500 тысяч. 

Что ещё ты обязан делать?

Предупреждать в соцсетях и в СМИ о том, что ты иноагент.  

А на бытовом уровне что-то поменялось? Пальцем в тебя стали тыкать?

Нет, это же Псков. У нас людям все пофигу.

Как в Нью-Йорке!

Да! Потому что они не злые и не добрые. Не сказать, что меня поддерживали, не сказать, что что-то говорили, всем всё равно. Соседи по лестничной клетке, я думаю, не знали, что я журналист, не то что иноагент.

Зачем государство придумало всю эту схему с иноагентством?

Сейчас я думаю, что это была часть подготовки к войне. Государство готовилось дискредитировать независимые медиа. Дело Сафронова, лето 20-го года, август 20-го года — отравление Навального, конец 20-го года — появление иностранных агентов, это всё очень укладывается в парадигму такой подготовки к военной цензуре. Журналисты в России долго оставались самой консолидированной тусовкой, по сравнению с политической оппозицией уж точно. Нас нужно было дискредитировать.

К моменту, когда ты стал иноагентом, ты уже много лет работал главредом «Псковской губернии».

Шесть лет.

Расскажи, как ты в этом СМИ оказался.

Я начал работать журналистом еще студентом…

Хотя учился ты не на журфаке?

Да, я учился на экономиста, но с самого начала я хотел уехать в Москву или Питер поступить на журфак или политологию, но по семейным обстоятельствам это не получилось, я остался в Пскове. У нас журфака не было, мне была интересна экономика, я пошел на экономику. Параллельно уже со второго курса я писал в разные издания. Я работал в муниципальных изданиях.

Муниципальные издания это газеты, которые бесплатно кладут в почтовые ящики жителям?

Это была районная газета, областная газета. Газеты про городские события — кто где дорогу сделал, куда глава района гвоздики возложил.

Северокорейские такие маленькие листовочки…

Да, причем это были нулевые, там еще хоть что-то можно было писать. Сейчас это просто ужас. Я там писал сначала про спорт, потом про культуру, мне не доверяли политику. Один раз я написал про политику, мой материал отправили в корзину — всё, больше я не писал. Я писал про культурное наследие, про псковские фрески. Потом у меня на почве свободы слова случился конфликт с редактором нашего издания, он длился месяца три, и я ушел в никуда. Ну а потом пришел в «Псковскую губернию».

Кого ты там встретил?

Льва Шлосберга. Он был проектным менеджером, который привлек первое финансирование для издания. Был типа продюсером тогда. Но буквально через год-полтора начались финансовые проблемы, потому что это было чисто проектное финансирование. Редакция стала уходить в другие места, туда, где людям платили зарплату. Остались несколько человек, в том числе Шлосберг, который был вынужден стать директором, а потом и главным редактором. Я присоединился в конце 2010 года.

В 2010 году у «Псковской губернии» всё ещё локальная повестка. Вы про Псков писали.

Тогда нас Олег Кашин уже пиарил вовсю.

Но федеральной славы пока не было?

Не было. Она чуть позже случится. В 2014-м. Началась партизанская война на Донбассе, а наши российские власти рассказывали, что трактористы из Донецка и Луганска борются с украинской хунтой за свободу. И случилась такая история, когда через соцсети мы узнали о том, что в Псков из-под Донецка и Луганска прибыли погибшие десантники.

Это просто родственники погибших написали?

Да, написали, что Лёня погиб, похороны в 15:00. С Лёни все и началось. Шлосберг и еще один журналист из «Губернии» приехали на эти похороны: ух ты, и правда похороны. Куча военных. Погиб действующий военнослужащий, который был тайно отправлен воевать. Мы уже тогда доказали несостоятельность вот этой пропагандистской фразы «Где вы были восемь лет, когда бомбили Донбасс». Всё это фигня, потому что наши же Донбасс и бомбили. Россия и развязала этот конфликт восемь лет назад.

И вот это был звездный час вашей газеты уже на федеральном уровне? 

Я знаю, что Путину показывали распечатки материалов «Губернии». После этого родственники тогдашнего главного редактора газеты Светы Прокопьевой попросили ее покинуть пост, потому что считали, что это опасно. Тогда же Шлосберг получил по башке от незнакомых десантников. И тогда же главным редактором стал я. 

Слабоумие и отвага?

Я тогда думал только про читателей. Честно. Про себя не подумал. 

То есть для тебя это был журналистский драйв? Ты кайфовал от того, что газета превращается в медиа федерального значения? 

Да. Я стал главным редактором, у нас попёрло. Можно и так сказать. Аудитория росла. До 200 тысяч человек в месяц нас читали, это много для Пскова. Очень. И с тех пор начались неприятности. Все эти годы мы огребали по полной. 

Какого рода неприятности?

Для начала финансовые неприятности. На местном рекламном рынке бизнесам запретили с нами работать. Потом нам стали угрожать, что нас будут мочить в пропагандистских медиа: расскажут всей стране, как мы качаем деньги с Запада. К 17-му году мне стали поступать личные угрозы: не прекратишь статейки писать — будут уголовные дела.

И дальше отношения теплее не становились?

Не становились. В Пскове поменялось руководство в 2018 году. Турчака сменил губернатор Ведерников. Они меня пригласили на одно мероприятие, я вел там себя безобразно, задавал вопросы, меня начали затыкать мои же бывшие коллеги. Ведерников пытался отвечать, у него не очень получалось. С тех пор меня не приглашали ни на одно мероприятие. Просто не общались. В феврале 2020 года, когда началась пандемия, я приостановил печатную версию, не могли мы ее производить, это были большие деньги. В связи с приостановкой печатной версии у нас приостановилось и свидетельство о [регистрации] СМИ. Так мы вообще превратились в нелегалов.

Нелегальное СМИ с главным редактором – иностранным агентом. Так получается?

Да, резюме у меня хорошее. 

И все эти последние месяцы такого подпольного существования вы не переставали появляться в федеральной повестке. О твоём перфомансе с деньгами, которые ты как иностранный агент отправил местным чиновникам, чтобы их инфицировать, все медиа независимые писали. 

Был такой эпизод. Я отправил по сто рублей Турчаку и Ведерникову. Они по закону после этого становились аффилированными лицами с иностранным агентом.

Ты на карту «Сбера» им кинул?

Да. Когда они узнали об этом, деньги мне вернулись. 

Тебе отомстили?

Да. Сначала на меня написали заявление в полицию о том, что я взятку пытался дать. Меня вызывали в ОБЭП, проверяли. Потом нам подкинули фейк о каком-то разливе химических веществ. У меня ребята поставили новость, потом это оказалась фейком, меня вызвал глава МЧС, написал на меня заяву ментам, что я опубликовал фейк. Ну а потом началась война. 5 марта к нам в редакцию пришли менты: ОМОН, отдел по охране общественного порядка и Центр «Э». Десять человек пришли, положили в пол двух студентов, журналистов и были счастливы. 

Что они хотели? Что они искали?

Ничего не искали. Хотели нам показать, что шутки закончились. Причиной официальной была жалоба неизвестной гражданки из Пскова о том, что неизвестные призывают ее на антивоенное мероприятие, с какой-то неизвестной почты: «Вот меня призывают на митинг. В Пскове есть неблагонадежные элементы — Камалягин, Шлосберг». Этого было достаточно, чтобы ворваться к нам с пистолетами. Один нас стращал, что послезавтра все будут уже на фронте.

Они поураганили и ушли, не предъявили никаких обвинений, никаких судов не было?

Двадцать минут я пролежал на полу. Мы все были уверены, что уезжаем лет на десять. Но потом меня подняли и говорят: «В рамках административного дела…» Я говорю: «Вы охренели, вот это административное дело?» Самый главный отвечает: «А чо ты думал, времена изменились».

Что вам предъявили-то в итоге?

Вручили нам повестку на выходной день. Мы собрались все вчетвером, взяли адвокатов, пришли в суд, стучимся, они говорят: «Здрасьте, а чо вам надо?» Мы говорим: «Мы по повестке пришли». Нам отвечают: «Такого дела нет, в суде никого нет, идите домой, вы кто такие?»

Фантастика!

Ага, это была фейковая повестка.

Кто стоит за преследованиями этими? Губерантор? МВД? ФСБ?

Вот этим налётом на редакцию руководил замначальника УВД Псковской области, он же начальник полиции, он непосредственно раздавал указивки, что забирать, какой принтер забирать, и всё такое. Происходило это по заявлению ФСБ. И прокуратура писала им сопроводиловки.

Какая слаженная команда. Следственного комитета только не хватает.

Эта структура в Пскове чуть-чуть отличается. Она приличная на фоне ФСБшников. Но, к сожалению, ФСБшники у нас главные по понятным причинам.  

Ты имеешь в виду, что в приграничных городах всегда полномочия у ФСБ еще более безграничны, чем в остальной России?

Да, конечно, это очевидно. В Пскове ФСБ — особенно зверская организация. Году в 17-м там пост главы этой службы занял человек с фамилией Кальян. Его наделили безграничными полномочиями. Он был настоящим бульдогом. Мочил всё, что ему не нравится. Его карьера закончилась после того, как в Пскове два ФСБшника подорвали рынок гашиша в Петербурге, продавая конфискованные вещдоки. Наша газета об этом подробно рассказывала.

Псковский Breaking Bad.

Абсолютно. В 2018 году в Пскове у одного латыша конфисковали более 500 килограммов гашиша в машине. И потом этот конфискованный товар сотрудники продавать начали в Петербурге. Об этом узнали, их арестовали, одного лет на 17 укатали, а родственники второго пришли ко мне, потому что адвокат их кинул. Вот эту историю мы рассказали.

И Кальяна сняли.

Да, он всё, ушел в никуда. 

Когда давление на вас стало совсем беспрецедентным, вас каким-то образом поддержали читатели? Как это было, например, с тем же телеканалом «ТВ2» в Томске, который государство мучительно закрывало. В Томске люди выходили на митинги в связи с этим. А в Пскове? 

24 февраля началась война, в Пскове на митинг и пикеты против войны вышли, по-моему, три человека, на вечер собирались устроить еще одно мероприятие, на которое не пришел никто, кроме четырех журналистов  «Псковской губернии». Всех четырех журналистов задержали, вечер 24 февраля я тоже провел в полиции, на следующий день уже никто никуда не вышел. Нас всегда больше поддерживали из Москвы, в Пскове с этим большие проблемы.

Притом что, как ты сказал, аудитория достигала 200 тысяч в месяц. Получать информацию люди хотели, но желательно за чужой счет?

Увы.

Когда ты принял решение уезжать? Ты, честно скажи, к отъезду готовился с 14-го года?

Днем 10 марта 2022 года я на сто процентов был уверен, что я никуда не поеду, даже не думал об этом. Я был уверен, что буду бороться за правду у себя дома. 6 марта мы приостановили работу. Мне родители с первого же дня говорили: «Вали, вали нафиг, ну что ты тут будешь делать, уезжай». Я: «Нет, я никуда не поеду, тут моя родина, тут мои родственники, друзья». Потом наш сайт заблокировали. Потом нас заблокировали еще раз. А 11 марта мне пришло сообщение от нашего хостера «Руцентр», что нас заблокировали еще раз, пришло уведомление от Роскомнадзора о том, что у нас на сайте есть фейки в связи с деятельностью вооруженных сил. Я понял, что это уголовка. Вечером в тот же день я подумал, что мне не дадут начать работу.

А что из себя к этому моменту редакция представляла?

Нас было три человека, кто на постоянке работал, еще трое-четверо, кто с нами работал на фрилансе.

Ты всех собрал и сказал, что надо ехать?

Я предложил им уехать вместе. Они сказали, что пока не готовы, типа пошутили: «Ну мы посмотрим, как ты там устроишься, и тогда подумаем». К концу апреля я вытащил из России четверых своих коллег.

Но сначала ты поехал один?

Да. Я очень быстро сделал эстонские визы всем нам и уехал. А на следующий день у моих родителей дома прошел обыск.

Тогда же ещё действовали ковидные ограничения на выезд из России. Как ты уезжал вообще?

Я язвенник, пошел сдал анализы, поставили реальный диагноз: такие-то, такие-то болячки, следовало бы пройти лечение. На границе я эти документы показал: еду на лечение. Они говорят: иди в задницу, такой документ не подходит, нам нужно приглашение от больницы. Мои знакомые в Нарвской больнице сделали мне приглашение, и я поехал через Нарву. В Нарве прошел там за две минуты российскую часть, меня только спросили: «Сахар, соль есть? Нет? Проходи». Я пришел на эстонскую сторону, говорю: «Я на лечение». Они такие: «Хм, что-то денег у тебя не на три дня, документы о разводе с собой, ты точно на лечение с документами о разводе?» Меня отвели в сторону: «Говорите честно вашу реальную цель визита». Ну, я и сказал, что валю, что я журналист, что два часа назад на меня завели уголовное дело о клевете на губернатора.

Эстонцы вошли в положение?

Да, но они расстроились, собирались визу аннулировать. Погранцам надо правду говорить всегда. В Эстонии меня встретил блогер из Пскова, и мы с ним поехали в Ригу.

В Риге уже начало формироваться комьюнити беглых журналистов из России к тому моменту? Или ты был практически первым? 

К тому моменту было человек десять всего.

Почему ты в Ригу приехал? Почему не в Таллин? Берлин? 

Я всегда переживал по поводу языка. Здесь русского языка много. Плюс здесь находится Стокгольмская школа экономики, которая помогает журналистам. Я это знал.

И тебе помогли?

Ещё как. Поселили меня в гостиницу, где было питание, проживание на то время, пока я не найду себе съемную квартиру. Выдали симки с безлимитным интернетом, которые действуют до сих пор, их оплачивают. В первый же день Сабина, сотрудница Стокгольмской школы, сказала: давайте сходим в магазин одежды. Мы пошли в магазин одежды, она закупила всё необходимое. Это был уникальный прием.

Выходит, что ты проиграл? Они тебя в конечном итоге выдавили. 

Наоборот. Я бы проиграл, если бы остался и просто не смог бы работать дальше. Наша победа в том, что мы как издание продолжаем работать.

«Псковская губерния» сейчас это что? Что у вас осталось?

Это вечно блокируемый сайт, это Ютуб, это Твиттер, это Телеграм-канал, это будет ТикТок, это подкасты, которые появились уже в Риге. Мы делаем много. Я понимаю, конечно, мы много потеряли. Но мы продолжили работать, значит мы точно не проиграли.

Вам удалось сделать какой-то громкий материал о России, когда вы оказались вне России?

Да, мы рассказали про 60 военных из Пскова. Часть из них отказались воевать против Украины, когда они приехали в Бучу. Отказались не потому, что такие уж пацифисты ярые. А просто обнаружили, что у них просроченные пайки. Ребята поняли, что их отправили просто на убой. Поняли и обратились к адвокатам. У нас вышел об этом материал благодаря тому, что мы смогли продолжить заниматься своим делом.

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.

About the Author

Roman Super

Roman Super

Editor in chief, In Other Words;
Independent Filmmaker
Read More

Kennan Institute

The Kennan Institute is the premier US center for advanced research on Russia and Eurasia and the oldest and largest regional program at the Woodrow Wilson International Center for Scholars. The Kennan Institute is committed to improving American understanding of Russia, Ukraine, Central Asia, the Caucasus, and the surrounding region though research and exchange.  Read more